Здесь шизофреники вяжут веники
Старший техник Алексей Иванович Фомин с виду был, бесспорно, самым солидным сотрудником лаборатории градирен – в меру упитанный мужчина лет сорока с пухлыми губами и задумчиво-меланхоличным взглядом под толстыми стеклами роговых очков. Поэтому я немало удивился, когда в первый же день работы Славка Волков предупредил – ты с Фомкой осторожнее, он того, шизик, всякое может выкинуть!
С шизофренией далеко не все ясно и однозначно. Большинство ученых рассматривает ее исключительно как клиническую болезнь, полагая, что в социальном плане человека, страдающего этим заболеванием, называть больным некорректно, потому что, находясь вне приступа, он вполне дееспособен и продуктивен – даже подчас более трудоспособен и продуктивен, чем нормальные люди. А некоторые ученые вообще не считают шизофрению болезнью, характеризуя ее как способ восприятия реальности с совершенно иной точки зрения. Высказываются идеи, что природа такими парадоксальными ходами ищет новые пути развития – ведь первая обезьяна, попытавшаяся разбить кокос камнем, очевидно, вызывала удивление у своих собратьев. То есть напрашивается вывод, что шизофрения сродни гениальности.
Не берусь судить о гениальности, однако если под шизофренией понимать поведенческое отклонение от нормы, то Фомка, скорее всего, был шизик – поведение его порой выглядело неадекватным или, мягко выражаясь, оригинальным. Случалось, окинув всех в рабочей комнате пристальным взглядом, он с детской непосредственностью громко вопрошал:
– Что это здесь дурно попахивает! Наверно, у кого-то носки несвежие?
Естественно, после такого замечания воцарялась гнетущая тишина, которую Фомка через несколько секунд также громогласно нарушал:
– А может, у меня и воняют! Должно быть, вчера забыл поменять!
Он всегда мог обескуражить какой-нибудь идиотской неожиданностью. Подойдет, например, к коллеге, протянет лист бумаги и попросит – скомкай! Скомкают. О, спасибо! – поблагодарит Фомка – Схожу в туалет, подумаю! Очень любил пугать новых сотрудниц. Интуитивно чувствовал тех, кто его боится. Заводил разговоры, будто может пырнуть ножом или выкинуть с третьего этажа и ничего ему не будет – есть справка, что состоит на учете. Получал сомнительное удовольствие, видя, как женщина или девушка дрожит осиновым листом. Хотя лучше узнав Фомку, я убедился, что это добродушный и безобидный человек, скорее всего, страдавший из-за беспечности родителей. Его отец всю жизнь крепко злоупотреблял алкоголем, а под конец жизни вообще спился, и Фомку в свое время, очевидно, зачали в пьяном угаре. Во всяком случае, его старший брат был вполне нормальный человек.
Крыша поехала у Фомки за год до моего прихода в лабораторию. Стояла прекрасная июльская погода, а проектной группе предстояло экстренно разработать сложный испытательный стенд – никого не отпускали ни в отпуск, ни в отгулы. Когда осталось сделать деталировочные чертежи, Фомка пошел к начальству и заявил – отпускайте всех, чего люди страдают, я один управлюсь в срок! Начальство удивилось, но поверило и даже похвалило Алексея Ивановича за любовь к ближним, за чувство взаимовыручки. Фомка две недели не отходил от кульмана, демонстрирую чудеса самоотверженного труда. Наконец, чертежи сдали в производство. Через три дня из цеха прибежал мастер – вы что тут нагородили, ничего не вяжется и не стыкуется! Стали проверять и схватились за голову – полнейшая белиберда! После этого случая он впервые угодил в психбольницу.
Взрывы активности у Фомки чередовались с приступами ленцы. Летом он, бывало, приходил на работу, оставлял сумку и исчезал на целый день. Появлялся под вечер. Ты где пропадал, Алексей Иванович? – спросишь его. Был в соседнем доме отдыха – по секрету начнет рассказывать он. Так замечательно время провел! Поиграл в шахматы, бадминтон, в библиотеке свежие журналы почитал, на пруду позагорал. И пообедал! У них бифштекс сегодня отменный был!
Фомка не врал – мы со Славкой Волковым в обед иногда сами туда ходили за пивом в столовский буфет и видели, как он играет в бадминтон с отдыхающими. А отобедать в столовой, действительно, не составляло проблемы. Взяв пиво, мы садились за свободный столик в большом обеденном зале на двести человек. Через пару минут подкатывала официантка с тележкой и молча ставила перед нами тарелки с первым блюдом. Мать, да мы со стороны, пивка вот только зашли попить! – останавливал ее Волков. Она, также молча, забирала тарелки назад и катила дальше.
Завлаб Кимров считал Фомку мертвой душой и всеми фибрами души жаждал избавиться от него. Но не так-то все просто – человек больной, его следует лечить! Уволить можно, если ВТЭК признает нетрудоспособным и даст соответствующую группу инвалидности. А для этого надо накапливать клинический негатив. Поэтому Кимров о каждом Фомкином выкрутасе через профорга Тикмину информировал лечащего врача, более того – при всякой возможности старался отправить его в психбольницу.
Сразу после нового года Фомка вновь угодил на стационарное лечение. На вторую неделю Тикмина и я поехали его навещать. Психбольница находилась за тридевять земель – в Яхроме. Старое трехэтажное здание казарменного типа. Еще при подходе обратил внимание на неподвижные фигурки людей, маячивших в некоторых окнах. Они пристально смотрели на улицу, прильнув к стеклу кончиками носов.
Мы около получаса ждали в вестибюле, пока вызовут Фомку, наблюдая забавную картину. В углу валялась большая куча обувных коробок – очевидно, курс лечения включал трудотерапию, и больные клепали их из картона. Возле коробок суетилась сестра-хозяйка – маленькая тетка лет пятидесяти в белом халате не первой свежести.
– А ну-ка стоп! – властно сказала она парню в модном тренировочном костюме, проходящему через вестибюль. – Надо отнести коробки в кладовую.
Парень остановился. Сестра-хозяйка начала класть коробки в его подставленные руки. Так как он был высоким, удалось положить не более пяти-шести коробок. Пригнись! – велела сестра-хозяйка. Парень безропотно сел на корточки, и она принялась докладывать ношу. Когда неустойчивая стопка достигла полутораметровой высоты, сестра-хозяйка велела парню идти. Он встал – стопка коробок, естественно, развалилась. С кем поведешься, от того и наберешься – у сестры-хозяйки тоже было что-то не в порядке с головой! Она несколько раз неудачно повторяла процедуру погрузки коробок, пока не сообразила уменьшить высоту стопки до одного метра.
Появился Фомка. Поздоровались. Тикмина вынула из сумки апельсины, яблоки, конфеты – Фомка обрадовался. Посыпались дежурные вопросы – как питание? сколько человек в палате? что за народ?
– Со мной убивец в палате лежит, – поведал Фомка.
– Что за убивец? – переспросил я.
– Обыкновенный, который человека убил!
– А почему не в тюрьме?
– Псих!
– А за что убил?
– Просто так! Говорит, смотрел в окно, как идет дождь. На улице топтался какой-то мужичок – без плаща, без зонта. Стало жаль его – мокнет человек понапрасну! Вышел из дома и стукнул молотком по голове – вот и все дела!
– Веселая тут у вас публика подобралась! – вырвалось у меня.
– Веселая! – кивнул головой Фомка и пропел. – Здесь шизофреники вяжут веники, а параноики рисуют нолики.
Время посещения завершалось. Мы попрощались. Выйдя на свет божий, я бросил прощальный взгляд на больницу – в сумерках по-прежнему пятачками белели прижатые к оконным стеклам кончики носов.
Разумеется, больше всего умопомрачительные выкрутасы Фомки доставали его жену. Жить с ним под одной крышей было не подарок! Чего только стоило его пристрастие к уринотерапии, или лечению мочой. Он и нас заколебал пропагандой этой методы. Дескать, моча хорошее тонизирующее средство, обтирание мочой выводит шлаки из организма, способствует заживанию порезов, ожогов, нарывов, а если принимать мочу вовнутрь, то она восстанавливает и укрепляет все жизненно важные органы. Сам он дома и обтирался мочой и пил ее – причем использовал семидневный настой как наиболее целебный. Однажды приехавшая в гости теща сослепу перепутала в холодильнике подсолнечное масло с Фомкиной мочой – разразился неописуемый скандал!
Детей у Фомки не было. Скоро жена развелась с ним, но легче от этого не стало – они по-прежнему жили в одной квартире. В конце концов, усилия жены и Кимрова увенчались успехом – Фомку упекли в психушку. Последний раз я видел его спустя шесть лет. Позвонили. Я открыл дверь, и в коридор ввалился Фомка – небритый, взъерошенный, без очков. На щеке зияла чуть начавшая затягиваться сквозная рана.
– Кто это тебя, Алексей Иванович? – опешив и не найдя ничего лучшего, спросил я.
– Псих один! – пробормотал он. – Сбежал я из больницы! У тебя поесть найдется?
Повел его на кухню. Таня от страха закрылась в ванной. Фомка умял полбатона докторской колбасы, выпил две чашки какао, попросил червонец и, получив деньги, направился к выходу.
– Куда же ты теперь?
– К отцу! Он же здесь рядом живет. Сперва к нему подался, да не застал. Наверно, бутылки пошел собирать на выпивку. А может, преставился уже – сколько можно небо коптить!
С болью в сердце смотрел ему вслед, но абсолютно ничем не мог помочь – человека угораздило родиться под несчастливой звездой.
Там шизофреники вяжут веники для
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 271 416
- КНИГИ 635 139
- СЕРИИ 24 039
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 597 838
Владимир Высоцкий родился в Москве в 1938 г.
Его артистическая деятельность известна по спектаклям, кинофильмам, по рецензиям на эти постановки. В настоящее время он ведущий актер театра на таганке. Он является одним из создателей поэтического театра. Его исполнение поэтических произведений, его манера чтения общепризнаны. их отличает современность, гражданственность и глубокое понимание авторского замысла.
Но в данном случае речь пойдет о другой стороне его творческой деятельности — о его песнях. Он сочетает в одном лице и поэта, и композитора, и исполнителя. Редкий и счастливый дар, где все трое в высшей степени профессиональны и как нельзя лучше подходят друг другу.
Началось это давно. вспомним москву 60-тых годов… московские дворики, коммунальные квартиры… амнистии… и парень с гитарой, который может не только петь и играть, но и сочинять песни. И он их пишет, пишет много. Песни подхватываются в компаниях… Сначала наивные, мальчишеские, временами под блатные, но очень самобытные и талантливые. Блатной фольклор… Он опоэтизировал его… Это юность. Но он сделала в этом жанре столько, сколько до него и сделано не было.
Годы идут. Он взрослеет, размышляет. Но он не может не петь… И появляются прекрасные песни на близкую еще военную тему, песни гражданские о жизни. Он уже выходит на эстраду. Но надо еще многое доказывать и бороться за свои песни. Время идет… И вот его уже просят написать песни по заказу для спектаклей, для кинофильмов. Его признали. На его концерты попасть не так просто.
Известность по Союзу его очень велика. Очень разнообразна и аудитория слушателей и по составу и по годам. Его творчест во да и жизнь обрастают даже мифическими наслоениями… «ведь ходят слухи…». Многие песни или отдельные выражения и слова стали приобретать «народный» характер, так как их авторство теряется.
Записи с его песнями крутятся на магнитофонах, слушаются… они вызывают и настоящий непосредственный, искренний смех (у него много комедийных песен) и заставляют задумываться…
А за песнями стоит наш современник, молодой человек, с очень здоровым чувством юмора, присущим нашей эпохе, чело век с убеждениями, размышляющий. он многое понял, ему есть, что сказать и есть силы бороться за свои убеждения.
В пору зрелости художник всегда знает цену своему искус ству. Он вполне обладает уверенностью и равновесием, той си лой над самим собой, которая необходима для создания в твор ческом напряжении произведений большой внутренней сложности и глубины.
«Мужественные, зычные интонации…» — так пишут о нем в прессе (правда, мало и редко). «Крепко поет…» — так говорят о нем. Говорят все и даже младшее поколение поющих ребят, но затихающих, как только они услышат его записи, поколение, которое в наше время избаловано целой волной и гитар, и певцов, и пр…
Принимают его и понимают многие по-разному. Одним, например, больше нравятся сказки… (мол, такие песни никто больше не пишет и не поет — только высоцкий), другим — более серьезные песни (смотрите, как прекрасно, и Высоцкий может… как все).
Он на виду. Идут вокруг разговоры и слухи о его личной жизни. но это ведь разговоры… а попробуйте написать около 250 песен. ему некогда, ему надо работать, ему еще многое надо сделать:
Он уже их раздвинул в своих песнях и своими песнями. Но никог да не надо забывать, что за ними стоит не песенная машина, а только чувствующий поэт. И к нему с полным правом можно отнести слова его старшего современника:
Вот уж восемь лет исполнилось нашему театру, в котором я работаю со дня его основания. Организовался он на месте старого театра, который назывался «Театр драмы и комедии», а сейчас он называется просто — «Театр на Таганке». Но за этим «просто» стоят многие годы нашей работы. В старое помещение пришла группа молодых актеров во главе с Юрием Петровичем Любимовым. Он бывший актер вахтанговского театра, известный актер. Он преподавал в Щукинском училище и на выпускном курсе этого училища сделал спектакль «Добрый человек из Сезуана». По тому времени, девять лет назад, это произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Этот спектакль был без декораций, сделан в условной манере, очень интересный по пластике, там, например, очень много музыки, которую написали актеры с этого курса, там было много и так называемых «зонгов».
Первая линия и очень большая в театре — это поэтическая. Дело в том, что поэтический репертуар после 20-ых годов, когда была «Синяя блуза», «Кривое зеркало» и т. д., был забыт. И вот мы стали пионерами, чтобы возобновить этот прекрасный жанр по этического театра.
Началось это с пьесы, или лучше сказать, с поэтического пред ставления по произведениям Андрея Вознесенского. Называется это произведение «Антимиры». Мы играли его уже около 500 раз. Сдела ли мы эту работу очень быстро, за три недели. Половину спектакля играли мы, а потом сам Вознесенский, если он не был в отъезде (он все время уезжает, больше всего на периферию — в Америку, в Италию…). Но когда он возвращается оттуда, бывают такие спектакли, когда он принимает участие в наших представлениях, в основном юбилейных (100, 200, 300, 400…). Он пишет новые стихи, читает их так что, кому повезет, могут застать поэта в нашем театре.
Вообще дружба с поэтами у нас большая.
И вторым поэтическим спектаклем был спектакль «Павшие и живые» о поэтах и писателях, которые участвовали в Великой Отечественной войне. Некоторые из них погибли, другие остались живы, но взяты именно те произведения, где отразилась военная тематика.
Потом был спектакль «Послушайте Маяковского» по произведениям Маяковского. Пьесу эту написал уже актер нашего театра Веня Смехов.
После этого драматическая поэма Есенина «Пугачев», которую пытались ставить многие из режиссеров, включая Мейерхольда, но как-то не получалось при живом авторе. Это было сложно. Автор не разре шал переделывать ни одного слова. Есенин был человек скандальный в смысле своего творчества. Он никогда не допускал переделывать даже… на секунду, он ничего не разрешал. И они не поставили… ну, вот, у нас этот спектакль идет уже несколько лет подряд.
Сейчас мы приступили к репетициям над пьесой по поэме Евтушенко «Послушай, Статуя Свободы». Начинаем также работу над пьесой о Пушкине, написанной нашим главным режиссером Ю. П. Любимовым в содружестве с собственной супругой Людмилой Васильевной Целиковской.
Вот видите, мы варимся в собственном соку, и когда спрашивают — уйду ли я из театра на эстраду или в кино, я могу абсолютно серьезно сказать — «нет». Этого никогда не произойдет, потому что работа в театре очень интересна и по собственному желанию из нашего театра никто никогда не уходил. Ну, если попросят, то ухо дят, но неохотно. И вторая линия, начавшаяся со спектакля Брехта, это — гражданст венная тематика. В очень яркой форме она развивалась в спектакле «10 дней, которые потрясли мир», который стал нашей классикой. Большинство знает этот спектакль, он очень известен в Москве. Начинается он еще на улице — это знамена висят на театре, выходят актеры театра в одежде революционных матросов и солдат, и перед театром многие из них с гармошками, с балалайками поют песни. У нас здесь рядом станция метро, поэтому много народа, люди останавливаются, интересуются в чем дело и, когда узнают, то создается такая атмосфера тепла, юмора и веселья около театра. Отчего это? Ленин сказал, что «революция — праздник угнетенных и эксплуатируемых», и все это представление «10 дней, которые потрясли мир» по книге Джона Рида сделаны как праздник.